27 января – день освобождения Гулькевичского района от немецко-фашистских захватчиков

Маршрут «Гулькевичи – Берлин»

Каждый, кто отъезжает или возвращается в г. Гулькевичи, невольно вчитывается в строки на прикрепленной к стене железнодорожного вокзала мемориальной доске: «Прохожий, остановись! Отсюда 5 ноября 1942 г. и 5 января 1943 г. были угнаны в Германию в фашистское рабство несколько сотен юношей и девушек Гулькевичского района. Помни об этом!»
Доска была установлена благодаря усилиям двух энтузиастов – краеведов Е.М. Ересько, Е.С. Смыка в 50-ю годовщину этих трагических событий.
Крохотный эпизод, вернее, страшный отблеск жестокой войны. Но зачастую прохожие не обращают внимания на цепляющие за сердце слова. А есть и такие «шутники», которые доходят до кощунственных заявлений, типа: «Если бы Германия победила, мы бы все сейчас раскатывали на «Мерсах», вволю пили пиво и ели баварские сосиски».
Сегодня я хочу проследить, опираясь на документы, воспоминания и живые свидетельства, как изуверские замыслы руководителей Третьего рейха привели к безвинным жертвам, искалечили огромное количество человеческих судеб, а также, что оставил после себя фашистский оккупационный режим в одном лишь кубанском селе.
В письменных источниках, посвященных истории Второй мировой войны, красной нитью проходит мысль, что, готовясь к войне против СССР, наряду с военно-стратегическим планом «Барбаросса» фашистское руководство со всей присущей немцам педантичностью подготовило генеральный план «Ост», согласно которому «славяне должны работать на нас, – как заявлял М. Борман, главный толкователь воли фюрера. – Когда они нам больше не понадобятся, они могут умирать».
Хроника оккупационного периода, судя по сохранившимся документам и свидетельствам очевидцев, часто не содержит четких дат. Для людей, переживших это время, дни оккупации слились в общий кошмар, детали которого потом, после освобождения, стали анализироваться и восстанавливаться, хотя многие из них из-за тенденциозности в целях воспитания патриотизма сталинской закваски до сих пор так и остаются белыми пятнами в истории советского периода. Например, граждане, оказавшиеся во вражеском тылу или плену, ущемлялись в правах, подвергались режимным проверкам на предмет благо-надежности. В анкетах даже имелись специальные разделы: «Находился ли на оккупированной территории».
Фашисты захватили село Гулькевичи в ночь с 7 на 8 августа 1942 года. В центре документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК) сохранилась докладная записка от 10 сентября 1942 года заведующего Гулькевичским районо Г.Д. Долгова крайкому ВКП (б), которая интересна как одно из первых свидетельств об оккупационном режиме на Кубани, где, в частности, отмечается: «В первые же дни немцы стали ходить по квартирам, забирая продукты, тёплые вещи женщин и все вещи мужчин. Стали насиловать женщин. Всё это видела директор детдома тов. Деева, которая хотела узнать о судьбе тракториста из детдома. Когда тов. Деева описала приметы тракториста, то комендант – немец через переводчицу – ответил: «Здорового мускулистого парня в полосатой майке помню, он отправлен этапом в Армавир. Сильный парень – пойдет в Германию!»
Следовательно, сильных мужчин – рабов отправляют в Германию. Слабых рабов распределяют по другим оккупированным территориям».
Когда Г.Д. Долгов писал эту записку, конечно, он не имел никакого представления о том, что стал свидетелем установления фашистами так называемого «нового порядка» на Кубани и реализации чудовищной расистской теории о «неполноценных» народах. Конечно же, он ничего не слышал и о выступлении в Берлине создателя оккупационного режима в Восточной Европе Альфреда Розенберга, который еще 20 июня 1941 года с циничной откровенностью заявил: «Южные области и Северный Кавказ должны будут послужить компенсацией в деле обеспечения продовольствием всего германского народа… Несомненно, что необходимо будет провести очень большую эвакуацию, и для русских предстоят очень тяжелые годы…»
Различные группы источников дают полное подтверждение реализации фашистами плана установления «нового порядка» в нашем крае. Так, согласно отчетам Южного штаба партизанского движения, на захваченной территории производился поголовный учет населения. Составлялись подробные списки местного эвакуированного населения. Всем не прошедшим регистрацию грозило суровое наказание вплоть до расстрела. Работать заставляли все население, включая детей в возрасте 11-12 лет. Местные жители привлекались для уборочных сельскохозяйственных и оборонительных работ, строительства и ремонта дорог и др.
Как вспоминал Василий Иванович Озерский (он был 1926 года рождения), фашисты, захватив Гулькевичи, чувствовали себя здесь полными хозяевами. В хате, из которой была изгнана в сарай их семья, на проживание поселилось около 10 фашистов. Во дворе солдаты установили походную кухню. Забор порубили на дрова, порезали и съели всех кур и поросят, заставили женщин (А.Н. Озерскую и ее маму Е.М. Прибытко) им прислуживать, стирать белье.
С первых дней оккупации немцы стали сгонять молодежь на восстановление взорванных самолетами железнодорожных путей, однако подросток успел еще до перерегистрации скрыться у родственников на хуторе. И хотя полицаи несколько раз приходили, требовали, чтобы он выходил на работу, запугивали арестами всех родственников, но его никто не выдал, а мать постоянно повторяла: «Ушел на заработки, а куда – неизвестно».
Вот что рассказал Николай Федорович Геращенко (1928 года рождения) о периоде фашистской оккупации Гулькевичи: «Сразу же с приходом немцев в селе появились полицаи из числа местных жителей. Среди них нашлись такие подонки, которые, почувствовав себя хозяевами, были наглее самих фашистов. Жизнь в оккупации была тяжелой. Техники для работы в поле не было. Лошадей при отступлении взяли наши войска. В колхозе осталось несколько быков, на которых пахали. Урожай убирали вручную, косами и серпами. Собранный урожай фашисты отнимали…
Осенью прошел слух, что немцы собирают молодежь для отправки на работу в Германию. Я сам видел, как по нашей улице гнали группу ребят, собранных с ближайших хуторов. Это были парни и девушки 16-17 лет. Один паренек, помнится, видимо, желая подбодрить остальных, выкрикнул: «Хоть мир посмотрим!»
Очень ценные сведения о периоде фашистской оккупации оставил для нас
К. Симонов, который, будучи корреспондентом «Красной звезды», вместе с передовыми нашими воинскими частями вошел в Гулькевичи 28 января 1943 года. В его фронтовых блокнотах сохранились записи, которые позднее были напечатаны в полном собрании сочинений.
Конечно же, нельзя без волнения читать эти мрачные свидетельства тех страшных лет: «…Продолговатый лист бумаги; наверху черный германский орел, внизу подпись: «Главнокомандующий германскими войсками на Кавказе». Заголовок «Германия зовет тебя!» с черным большим восклицательным знаком. Текст: «Ты живешь в стране, где фабрики и заводы разрушены, а население пребывает в страшной нищете. Поехав на работу в Германию, ты сможешь изучить прекрасную страну немцев, познакомиться с просторными предприятиями, чистыми мастерскими и работой домашней хозяйки в ее уютном жилище. Отход первого транспорта последует в ближайшем времени, о нем будет своевременно объявлено. Будь готов к поездке. Возьми с собой ложку, нож, вилку…
…Если мобилизованный на работу в Германию не явится, на семью – штраф 500 рублей, а его самого в Барлеевский лагерь».
Видимо, рассказы наших земляков, откуда угнали молодежь на работу в Германию – все это людское горе прошло через сердце Симонова и привело к мысли написать обо всем услышанном, вылившемся в очерк «Гулькевичи – Берлин», который Симонов послал в «Красную звезду», где он был напечатан в феврале 1943 года. Правда, в редакции дали очерку другое название «Поезд рабов».
Но в сборнике фронтовых очерков «От Черного до Баренцева моря» он именуется так, как и назвал его Симонов, а именно «Гулькевичи – Берлин».
Бывший редактор газеты «Красная звезда» Д. Ортенберг в своей книге «Это останется навсегда» написал, что К. Симонов считал «Гулькевичи – Берлин» одним из лучших очерков периода Великой Отечественной войны.
20 мая 1971 года, по инициативе Е.М. Ересько, Константин Михайлович приехал к гулькевичанам в гости. Тогда же состоялась встреча с одним из героев его очерка – И. Купченко. Для нас, прежде всего, огромный интерес представляет рассказ Ивана Купченко, который на вопрос К. Симонова: «Как сложилась ваша судьба?» – поделился своими воспоминаниями: «Это было в 1943 году. Тогда мне было семнадцать лет. Немцы выгоняли каждый день жителей Гулькевичи на работу, но я на работу не ходил, убегал, скрывался от них. Но вот пришло время, когда они стали угонять в Германию. Схватили и меня. В то время я был у дяди. Меня там поймали, кинули в машину и привезли на вокзал, загнали в вагон и повезли в Кавказскую. На станции Кавказская прицепили еще несколько вагонов, и состав пошел до самой Польши. Там нас повыкидывали из вагонов и начали отбирать: кто посильнее – того в одну сторону, а кто похилей – того в другую, а потом в лагерь, за колючую проволоку, по которой проходил электрический ток. Вокруг лагеря ходили немцы с собаками. На вышках стояли пулеметы. Это был страшный лагерь. Каждый день люди погибали от голода, от побоев. Многих немцы сжигали в печах.
После освобождения прошли мы особый отдел. Меня взяли в действующую армию, в 34 гвардейскую краснознаменную дивизию, в которой я прослужил до конца войны».
Действительно, благодаря таким замечательным людям, как Е.С. Смык и Е.М. Ересько, не сотрутся в памяти гулькевичан страшные события периода фашистской оккупации. Однако после установления мемориальной плиты (январь 1993 года) поисковая работа в этом направлении была прекращена. Может быть, и впрямь пора ставить точку? Но почему же, знакомясь с материалами (архивными, музейными, публицистическими), беседуя со свидетелями тех событий, меня подспудно не покидает чувство недосказанности. Так сколько же наших земляков было угнано тогда на чужбину? Неужели нигде не сохранились их списки? Неужели из оставшихся в живых после фашистской неволи останутся опубликованными только воспоминания И. Купченко. А что означают его слова: «Прошли мы особый отдел»?
Подобные вопросы я пытался задавать местным старожилам. Но не получал ответа. Лишь Ольга Герасимовна Озерская, моя бабушка, однажды проронила, что якобы одна из наших родственниц в годы войны была угнана в Германию, но она никогда ничего не рассказывает, поэтому лучше с ней по данному поводу не встречаться.
В августе 2002 года наша беседа все-таки состоялась. Разговор завязывался очень трудно. Полина Павловна сказала, что вычеркнула эти годы из жизни и никогда не рассказывала о них даже своим детям. Тогда я предложил ей прослушать очерк К. Симонова и высказать свое мнение, с чем она согласна, а с чем нет.
Когда очерк был прочитан, Полина Павловна как бы в подтверждение промолвила: «Да, если бы я не поехала, пострадала бы моя семья – мама и младшие сестра с братом…» После немного разговорилась: «В Германии немцы относились к нам как к рабочей скотине. Сперва я работала на птичнике у одной бауэрши. Питались кухонными отходами да куриными яйцами, которые удавалось утаить от хозяйки. Спала в сарае на соломе. Но это был рай по сравнению с той жизнью, что ждала меня где-то через год, когда меня отправили на подземный военный завод, на котором делали снаряды. Вот там-то люди мёрли как мухи от недоедания и непосильного труда. Если бы не пришли наши, долго бы не продержалась – просвечивалась вся от худобы.
Нас немного подкормили, провели проверку, кто и как оказался на этом заводе, а потом эшелонами отправили на Украину – шахты восстанавливать…
После войны мне разрешили ехать домой. Выдали пропуск с какой-то отметкой и велели по приезду явиться в райотдел НКВД для регистрации. По дороге меня обворовали – украли чемоданчик с одеждой. Хорошо, документы были при мне, а то не знаю, что со мной сталось бы….»
Полина Павловна тяжело вздохнула и замолчала.
«А что могло бы случиться?»
«Да зачастую свои страшнее немцев были. В райотделе меня допрашивали, как в Германии оказалась. Раздели. Все клеймо или знак какой-то искали. Отпечатки пальцев брали… В общем, понатерпелась стыда… Хорошо, следователь добрый попался. Подсказал, чтобы говорила, что не была ни в какой Германии, а на Украине. Я за это подписку дала…. А у некоторых следователи были хуже зверей: тех людей, кого они допрашивали, уже больше никто не видел…»
На вопрос, а получает ли она сейчас дополнительную пенсию за то, что была угнана в Германию, Полина Павловна упрямо повторила: «Нигде я не была… Я подписку давала… Эх, да и вообще, бывает ли она – справедливость?»
С тяжким осадком на сердце пришлось тогда расставаться с этой старой больной женщиной, прошедшей через фашистский ад и многие годы прожившей с клеймом недоверия от властей родной страны. И хотя уже не было на земле того государства (СССР), представителю которого она давала подписку о неразглашении тайны, Полина Павловна до конца своих дней боялась поведать о тех унижениях, через которые ей пришлось пройти. Так и умерла с обидой и болью в душе.
Моему деду Василию Ивановичу Озерскому, наверное, по тем временам достался счастливый билет. Ему повезло не оказаться среди пассажиров злополучных рейсов «Гулькевичи – Берлин». Через полтора месяца после освобождения родного села от фашистов, в марте 1943 года, он шестнадцатилетним подростком ушел на фронт. Боевое крещение получил летом 1944 года под Оршей. Весной 1945 года в Германии был участником знаменитой встречи с союзниками на Эльбе. Но про военные годы, особенно в период оккупации, рассказывать не любил. Видно, тоже очень тяжело давались ему воспоминания. Да и умер он рано, не дожив до шестидесяти лет.

P.S. Попытки найти списки юношей и девушек, отправленных из Гулькевичи в Германию, и проследить дальнейшую их судьбу пока оказались тщетными. В ответ на письмо в УФСБ по Краснодарскому краю пришло сообщение, что документальные подтверждения о насильственном угоне гулькевичан в ноябре 1942 г. и в январе
1943 г. отсутствуют.

Иван Озерский, директор краевого художественного музея им. Ф.А. Коваленко.

Фото из открытого интернет-источника yandex.ru